Заочное знакомство
Осенью 1957 г. был я студентом 5-го курса Ивановского химико-технологического института и под руководством Б.И. Попова приступил к выполнению своей дипломной научно- исследовательской работы под названием «Исследование внутридиффузионной кинетики конверсии окиси углерода методом капилляра». Собирать установку, проводить опыты, анализировать продукты превращения — это было только одна половина дела. Другая же половина заключалась в подборе численных значений констант уравнений, описывающих эксперимент, так чтобы решения совпадали с результатами опытов. А уравнения эти выписаны были (естественно Борисом Ивановичем) в Бесселевых или цилиндрических функциях. Так я познакомился с неизвестными мне ранее разделами математики, с работами Д.А. Франк- Каменецкого, Я.Б. Зельдовича, Г.К. Борескова, М.Г. Слинько и др. по приложению этих разделов к задачам химической технологии. Борис Иванович обращал мое внимание особенно на труды на Г.К. Борескова и М.Г. Слинько, утверждая, что эти молодые ребята будут во главе работ по этому направлению.
Первая встреча
После окончания института я успел поработать в Новокуйбышевском филиале НИИСС, в лаборатории В.Л. Антоновского. Там мы занимались жидкофазным окислением кумола в его гидроперекись. Ведущей организацией в этом проекте был созданный академиком Н.Н. Семеновым Институт химической физики. Поэтому мы по работам Н.М. Эммануэля и Е.Т. Денисова осваивали теорию цепных реакций, за которую Н.Н. Семенов еще в 1956 г. получил Нобелевскую премию. В 1961 г. заведующий соседней лабораторией Б.И. Голованенко перешел заместителем директора по научной работе во вновь организуемый в Уфе НИИНефтехим. Он пригласил с собой приглянувшихся ему ребят. Так я оказался в Уфе.
Здесь в лаборатории И.Г. Ахметова мы исследовали закономерности термического и каталитического гидродеалкилирования концентратов метилнафталинов. Я был начальником комплекса лабораторных установок. Работали мы круглосуточно, в лаборатории было пять бригад операторов, которые обслуживали шесть идентичных установок в три смены. Максимально в рабочем состоянии удавалось содержать четыре установки, другие были либо на перегрузке, либо в ремонте, либо на регенерации катализатора. Для научной работы заданий не было, поэтому я сам искал задачи, связанные с использованием математических навыков. И вот однажды мне удалось аналитически проинтегрировать, выражаясь современным языком, уравнения для адиабатического неподвижного слоя идеального вытеснения с продольным переносом тепла при протекании реакции первого порядка. Там решение выписывалось через экспоненциальный интеграл. Никого в Институте, кто бы мог оценить всю «гениальность» моего решения, не нашлось, поэтому меня отправили в командировку в Москву в Институт химической физики.
Это произошло осенью 1962 г. Показал я свое «открытие» Н.М. Эммануэлю, и он тут же переправил меня в Карповский институт, где временно обитал только, что организованный Институт катализа зарождающегося Сибирского Отделения АН СССР. Директором ИК назначен был Г.К. Боресков, а его заместителем по науке М.Г. Слинько. Явился я в НИФХИ им. Л.Я. Карпова, поднялся на третий (кажется) этаж, но хозяина кабинета на месте не было. Стою в коридоре, жду, курю (в те времена с этим делом было проще). Времени прошло многовато, возникли проблемы с сигаретами. И тут появляется ну никак не академического вида мужичок. Будучи наглым молодым человеком, я решил стрельнуть у него сигаретку, но он оказался некурящим, и пригласил меня в свой кабинет. Выслушав мой рассказ, он вызвал молодого человека, и передал меня ему. Это был Володя Бесков. Помню, что с ним мы долго гуляли по набережной Яузы, он одобрил мои занятия, но сказал, что аналитические решения сейчас неактуальны в связи с реабилитацией кибернетики и развитием вычислительной техники. Тем не менее, результат признал достойным опубликования и посоветовал внимательнее посмотреть литературу на предмет аналогичных работ. Как же я был разочарован, когда вернувшись, домой, в Industrial&Engineering Chemistry Journal обнаружил мой результат, опубликованный годом раньше каким-то англичанином. Это обстоятельство надолго сбило с меня изрядное количество «гениальности».
Сотрудничество с ИК СО АН СССР 1964-1967 гг.
Это было очень насыщенное делами и событиями время. В НИИНефтехиме под руководством И.Г. Ахметова в нашей лаборатории активно проводились эксперименты по термическому и каталитическому гидродеалкилированию ароматических экстрактов газойля каталитического крекинга, с целью получения нефтяного нафталина. В мои обязанности входило обеспечение работоспособности максимального количества установок (их было шесть), обсуждение результатов и планирование последующих экспериментов.
И вдруг на институт посыпались несчастья: погиб в автомобильной катастрофе заместитель директора по науке Б.И. Голованенко, случился инсульт у основателя института — директора В.Н. Кулакова Директором стал Д.Ф. Варфоломеев — прекрасный специалист- нефтепереработчик (жаль через два года он уехал советником в Алжир).
В Институте Катализа СО АН СССР в это время началось строительство корпуса математического моделирования, подготовка конференции «Химреактор-2» и к опытно- промышленным испытаниям на Новосибирском химзаводе первого разработанного именно в Институте катализа железо-молибденового катализатора окисления метанола.
Летом 1965 г. в Новосибирске состоялась Всесоюзная конференция «Химреактор-2». По этому поводу я приехал в Новосибирск и снова ненадолго пересекся с М.Г. Слинько. Он раскритиковал мои стремления найти оптимальные условия работы наших опытных установок и предложил лучше заняться исследованием кинетики процессов.
Вернувшись домой, мы пересмотрели свои планы и начали думать о возможной конструкции реактора термического гидродеалкилирования, с тем, чтобы защитить наружный корпус аппарата от воздействия высоких температур. Дела пошли веселее, когда к нашей дружной компании подключилась Н.Ф. Исупова – прекрасный механик и материаловед, работавшая в тесном контакте с ВНИИНефтемашем. В конце года мы приобрели свою первую институтскую аналоговую машину МН-7. Это конечно не МН-14, но тоже кое-что можно было посчитать.
Когда в феврале 1966 г. я вновь приехал в Институт Катализа, мы уже по — деловому обсуждали полученные в Уфе результаты. М.Г. сдал меня Володе Скоморохову, а тот уже подключил мне в помощь Витю Цыганова и, тогда еще студентку НГУ, Таню Боровенскую. После чего в Новосибирск я начал ездить довольно часто — в 66-м году четыре или пять раз. В это время там начал функционировать клуб «Под интегралом», фехтовальный клуб «Виктория», клуб самодеятельной песни. Познакомившись со многими участниками этих молодежных формирований, я возил в Уфу километры магнитофонных лент с записями песен Кукина, Городницкого, Дольского, а позже и Высоцкого. В Академгородке я познакомился с работой цифровой вычислительной машины Минск-2, с правилами и приемами программирования, поэтому в Уфе тоже заказали цифровую машину МИР.
Все шло хорошо, но наш директор Д.Ф. Варфоломеев уехал консультировать алжирцев, добившихся независимости от Франции, и нам назначили нового начальника, который утверждал, что его профессия – директорство, а чем заведовать – не важно, то ли банком, то ли баней, то ли НИИ. Но директор НИИ должен быть хотя бы кандидатом наук, поэтому он откровенно поручил сотрудникам Института подготовить ему диссертацию. Мне досталась математическая обработка, а чего – не важно, но чтобы было. Естественно, он сразу же вступил в конфликт с коллективом института.
В Новосибирске дела в этом плане тоже круто разворачивались. В те годы заканчивалась «хрущевская оттепель», начались притеснения инакомыслящих и суды над ними, и как реакция масс — коллективные письма в защиту. Михаил Гаврилович руководил тогда партийной организацией всего Академгородка, и ему пришлось разгребать эту кашу, в которой активное участие принимали и сотрудники отдела моделирования.
В феврале 1968 г. я написал заявление на увольнение и уехал устраиваться на работу в Институт Катализа, тем более что Михаил Гаврилович меня приглашал, и туда уже уехал один из наших сотрудников Толя Афанасьев. Я-то уехал, но хвост неблагонадежности потащился за мной. Не знаю, как из этой ситуации выкручивался Михаил Гаврилович, но к сентябрю все мое семейство уже жило в выделенной нам от Института двухкомнатной квартире, и дети начали своевременно учиться в лучшей школе Академгородка.
Работа в ОММ ИК СО АН СССР
Ко времени моего появления в Отделе математического моделирования в качестве штатного работника я был знаком уже практически со всеми его сотрудниками. Отдел незадолго до того переехал в новый четырехэтажный корпус. А еще чуть раньше директора института Г.К. Борескова избрали академиком, его заместителя М.Г. Слинько членом- корреспондентом АН СССР. К семидесятилетию Г.К. Борескова ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Старший научный сотрудник Володя Бесков впервые съездил в заграничную командировку, в Бельгию. Но были и темные пятна на общем фоне. Кроме уже упоминавшего скандала с подписантами, началась между своими первая в Отделе склока, по поводу раздела интеллектуальной собственности. Плюс к тому из-за чего-то возник конфликт между М.Г. Слинько и первым моим наставником Б.И. Поповым. А ведь я целый месяц жил у Бориса Ивановича, и только в мае переселился к Володе Скоморохову, который пытался приучить меня к яхте. В яхт-клубе мы готовили его яхту к новому сезону, ходили в 100- мильную гонку по Обскому водохранилищу, но этот вид спорта и отдыха меня не увлек, может быть потому, что из-за неопытности я ощущал себя на яхте лишним.
М.Г. определил меня в группу к Ю.И. Кузнецову, который занимался моделированием процессов с изменяющейся активностью катализатора на примере дегидрирования изоамиленов. Там же была и Таня Боровенская, которая учила меня программировать в языке АКИ-Т машину Минск-2. Параллельно я продолжал на МН-14 подбирать кинетические зависимости гидродеалкилирования по своим уфимским результатам.
Численность сотрудников отдела моделирования тогда была меньше количества комнат в четырехэтажном корпусе матмоделирования. Поэтому каждому из сотрудников выделялась персональная комната. Это серьезно осложняло процесс взаимодействия с коллективом. Очевидно, понимая это, Михаил Гаврилович одобрил организацию ЧК (чайного клуба), где регулярно собирались все сотрудники отдела и в неформальной обстановке обсуждали разные проблемы. А поговорить было о чем, потому что в Отделе помимо химиков и технологов были математики, электронщики, автоматчики (специалисты по автоматизации процессов) и др.