Как мы постигаем чужую человеческую жизнь? Легче, следуя путем Л.Н. Толстого, выставить в виде «Исповеди» все свои действия, мысли и показать себя обнаженным и беззащитным. Итог жизни всякого человека Л.Н. Толстой очень точно выразил, рассуждая о счастье: «Есть два желания, исполнение которых может составить истинное счастье человека: быть полезным и иметь спокойную совесть». Но жизнь человека – это не только счастье.
«Трагизм человеческой жизни состоит не в том, что есть добро и зло, а в том, что надо выбирать между ними. И от этого выбора нельзя отказаться, нельзя избежать» (Бердяев Н.А.).
Рассказать о дорогом мне человеке, с которым судьба свела меня в юности – Михаиле Гавриловиче Слинько – оказалась для меня трудной задачей. Воспоминания мои окрашены впечатлениями начала моей научной карьеры, на которые накладывается жизненный опыт сегодняшней почти семидесятилетней жизни.
В паутине прошедших лет эмоциональный фон моих жизненных пересечений с этим замечательным человеком потускнел, но еще полон тепла красок юности. Остаточные впечатления не могут передать всю полноту той атмосферы, которая окружала меня в начальный период нашего сотрудничества. Михаил Гаврилович, а привычно для нас, его коллег и учеников — М.Г., определил полностью мою научную карьеру. Именно он направил мои первые шаги в науке, предложив тематику, план, цель и средства для выполнения работы. Я попытаюсь рассказать о М.Г., но приходится делать это через события своей жизни.
В августе 1968 г. мне предложили стать стажером в Институте катализа СО АН СССР в отделе математического моделирования, который возглавлял М.Г.. Мне было передано, что он, как бывший секретарь РК КПСС Советского района, готов согласиться с моим совмещением должности секретаря комитета ВЛКСМ НГУ и стажировки. Понятно, что от этого совмещения наукой и не пахло. Комсомольские заботы были настолько объемные и затратные по времени, что меня едва хватало на восстановление физических сил. Я глубоко благодарен М.Г. за этот начальный период полной свободы от науки. М.Г. искал тему моего научного приложения. Сначала он привел меня в Институт теплофизики СО АН к чл.-корр. АН СССР М.Ф. Жукову. Мы договорились о совместной работе по моделированию процессов в плазмотронах – реакторах низкотемпературной плазмы. Работа оказалась архи сложной, и после нескольких безуспешных попыток по созданию моделей, я её оставил. Теория физики плазмы только- только начинала разрабатываться, поэтому моделирование этих процессов являлось весьма не простой задачей.
Далее мы с М.Г. пошли в Институт цитологии СО АН к чл.-корр. АН СССР Р.И. Салганику. Здесь нас просветили насчет биологических мембран. Тема была крайне интересной, хотя желание М.Г. проложить мост между катализом и ферментёрами (биореакторами) мне тогда было малопонятно. Я также не увлекся этим биологическим объектом. Но тема мембран зацепила внимание М.Г., и он через какое-то время предложил мне заняться мембранным катализом совместно с д.х.н. В.М Грязновым (г. Москва, Институт нефтехимического синтеза им. А.В. Топчиева). Мой уровень предвидения тогда был необычайно низким, но судьба соединила меня с великим деятелем науки. М.Г. угадал точку моего научного приложения. Сегодня я продолжаю писать про мембранный катализ, имея хороший уровень школы М.Г. Меня завалили приглашениями на конференции с докладами по данной тематике…
Только через два года мною был получен первый научный результат. 1971 год, Ленинград. М.Г. сделал совместный доклад с В.М. Грязновым, в который включил мои результаты по кинетическому сопряжению на мембранном катализаторе. Моя модель позволяла «на пальцах» объяснить явление ускорения реакций при их сопряжении. Конечно, М.Г. принимал прямое участие в постановке задачи. Шефы часто используют свое право, на доклады результатов своих подчиненных… Я был рад тому, что о моей работе говорят.
Завершив моделирование процесса гидрогенизации циклопентадиена в циклопентен на мембранном катализаторе (1975 г.), я начал писать диссертацию. Бесконечный расчет кинетических констант с помощью программы А.С. Шмелева (иногда по 5 суток (!!) я не уходил из института, где ночевал прямо у ЭВМ), был наконец-то завершен. М.Г. способствовал моим научным контактам с лабораторией В.М. Грязнова в институте нефтехимического синтеза им. А.В. Топчиева, выписывая мне без колебаний командировки. Благодаря этому я участвовал в прямых испытаниях мембранных реакторов в г. Стерлитамаке, и имел прекрасную возможность обсуждать результаты с коллегами В.М. Грязнова: Наташей Ореховой, Маргаритой Ермиловой, Анатолием Мищенко и др.
В последний год перед защитой диссертации (1978 г.) – никакой науки, М.Г. живет в Москве, куда я с охотой приезжал раз в квартал. Однако ему было не до моих диссертационных дел, и он отделывался фразами: «я должен ехать в Комитет по Ленинским премиям», «я не могу идти против науки, истины научной», «я должен делать доклад на семинаре Зельдовича». Но в тоже время проблески человеческого сочувствия — «я так хочу помочь тебе быстрее защититься». Грустное наше сотрудничество так изнуряло меня, что я был на грани отказа от защиты.
М.Г. Слинько великолепен, когда работаешь на него, для его целей. Он удивляет своей темпераментностью, политическим блеском говорить, умело, не договаривая фразы, изумительно умеет обобщать, требовать, проявлять доброту, участие. Но, в сущности, он — умственный эксплуататор, как и, вероятно, многие высшие чины в нашей Академии…
Сейчас я иначе понимаю ту жизнь постоянного сгорания М.Г.. Он был слишком высок и далек от моих сомнительных оценок его смысла жизни. Позднее я это понял. М.Г. был гораздо шире, гибче, объемнее, глубже, чем я его описывал. Он обладал невероятным научным азартом, постоянно горел, проявляя свой неистовый научный темперамент. Работал горячо, не давая передышки всему отделу математического моделирования. Словно следовал кантовскому определению: «Работа – лучший способ наслаждаться жизнью». Недаром, В.С. Шеплев на юбилейном банкете М.Г. в Доме ученых Академгородка 15 09.1974 г. обратился к Председателю СО АН СССР академику М.А. Лаврентьеву с просьбой считать 1 год работы с М.Г. за 3 реальных года…
13 марта 1979 г. (в день своего рождении), приехав на трамвае № 13 на Шаболовку в Университет Дружбы народов им. П. Лумумбы, я защищал диссертацию перед 13 членами Ученого совета и по протоколу № 13 и получил 12 – за, 1 — против голосов. Оппонентами у меня были С.Л. Киперман и В.Т. Абаев. М.Г. пришел на мою защиту, выступил, дал мне характеристику на 70 % незаслуженно завышенную. Сама диссертация моя была демонстрацией метода моделирования, а остальное — песок, мелочь, шелуха, обычная техника. Но прав был акад. А.Д. Александров, говоривший «нельзя путать науку с жизнью, кандидатская диссертация — это жизнь. Наука начнется после неё». Главное, что я понял – это как надо работать.
На этом мои научные траектории перестали пересекаться с М.Г., если не считать постоянных встреч на конференциях по химическим реакторам. Я должен добавить, что именно благодаря М.Г. смог завершить диссертацию, так как мой непосредственный шеф В.С. Бесков оставил меня по причинам личного характера и отъезда в Москву.
Мои первые впечатления об М.Г. были на уровне трепетного обожания его научного уровня. Когда я узнал, что М.Г. читал лекции о неприменимости теории подобия в химии, то был крайне этим удивлен и …восхищен. Я верил в теорию подобия, а оказалось напрасно. Затем меня ошеломил изумительный доклад М.Г. в ДУ СО АН о математическом моделировании химических реакторов. Особенно меня, как физика, поражала глубина анализа М.Г. процессов на зерне катализатора и переход от молекулярного уровня на масштаб промышленного реактора. Как влияет акт химического превращения на поведение реактора – тема близкая по сложности и незавершенности к квантовой теории. Иерархическая модель реактора, впервые продемонстрированная М.Г., поражала своей ясностью взаимодействия уровней модели и шириной охвата проблемы…
М.Г. выводил меня из темноты незнания в мудрость химической науки различными способами. Например, он объяснил мне одну важную деталь при моделировании: важно уловить, определить главный параметр, определяющий поведение реактора и его анализировать. Я часто использовал этот мудрый совет в своей работе.
Научное направление, которое М.Г. развил в Институте катализа, принесло Институту и автору невероятную славу. Достаточно сказать, что осваивать методы математического моделирования в Институт приезжали ученые со всего мира, не говоря про исследователей из различных Академий наук союзных республик. Само понятие — «математическое моделирование» — получало в 70-е годы трудное признание, но М.Г. и Г.К. Боресков сумели убедить научный мир СССР в его праве на жизнь. Далее начался триумф. Соединение математики и химии, о котором еще в 1741г. писал великий М.В. Ломоносов в трактате «Элементы математической химии», состоялось. Для сотрудничества с химиками- каталитиками были привлечены блестящие математики из Института математики СО АН СССР
— Т.И. Зеленяк, из отдела ВЦ СО АН СССР акад. С.К. Годунова — В.П. Ильин, В. Дробышевич, В.В. Кузин и многие другие. Проводились совместные семинары, которые я посещал и на которых испытывал глубочайшее уважение к математикам из-за их изнурительнейших методов анализа и доказательства теорем. Забегая вперед, «открою» одну тайну М.Г. — он не владел искусством писания математических программ и не умел работать на ЭВМ. Он, слушая любого математика или химика, добивался от того ясного физического смысла полученного результата. Если объяснить свой результат автору не удавалось, то он отправлялся «на отстой» до достижения ясности. М.Г., как личность постоянного научного поиска, невероятно возбуждался, если видел хороший научный продукт своего коллеги. Он торопил его с докладом, с публикацией и трогательно заботился о его продвижении в науке.
Решение задач математического моделирования химических реакторов требовало обеспечения вычислителей отдела электронными машинами. М.Г. прилагал колоссальные усилия, добиваясь средств на покупку, доставку и монтаж ЭВМ, создав отдельное подразделение – вычислительный центр ИК СО РАН. Другой задачей отдела математического моделирования (ОММ) стала разработка математического обеспечения (программ), которую решали с помощью математиков СО АН. «А чтобы физику самому сделать современное математическое и программное обеспечение, ему надо столько изучить материала, что на свою специальность времени не останется» писал д.ф.-м.н. В.П. Ильин в статье «Что такое вычислительная наука?» [Вестн. РАН, 80, № 4, (2011) с. 329]. Усложнение моделей реакторов требовало увеличения вычислительных ресурсов и точности расчетов на ЭВМ. Здесь мы столкнулись с «парадоксом акад. Н.Н. Яненко», указавшим на то, что затраты времени на расчет практически не зависели от мощности ЭВМ. Тем не менее, моделирование химических реакторов бурно развивалось. Работы отдела занимали первые места на конкурсах научных работ ИК СО АН. Можно без оглядки сказать, что М.Г. в это время стал великим ученым при жизни. Это был период счастья в жизни М.Г., трагизм был впереди…
Конечно, М.Г. испытывал нервотрепку на работе, уставал от постоянной смены решаемых вопросов, переживал неудовлетворенность духа, но я не видел никогда его унылым. Дух борца доминировал в его действиях, как в науке, так и в жизненных перипетиях. Он глубоко понимал тему моделирования, философски говоря, что теория есть система моделей. На семинарах был удивительно неутомимым, сконцентрированным на главном вопросе, никогда не приспосабливался к умной тупости бюрократов от науки. М.Г. Слинько был родоначальником Всесоюзных, а потом и Международных конференций по химическим реакторам.
В 1976 г. М.Г. покинул Сибирь и людей, с которыми проработал 18 лет. Размолвка с директором Института после 40 лет совместной работы, завершилась нападками сторонников Г.К. Борескова на М.Г. на Ученом совете. Михаил Гаврилович «уезжал с ярмарки», снаружи сердясь, и плача в душе. Добавлю важную деталь, связанную с созданием Института катализа. В мае 1958 года по решению ЦК КПСС было принято Постановление о создании в Сибирском отделении АН СССР самостоятельного Института катализа. Это стало возможным и благодаря действиям М.Г. Слинько, бывшим в то время инструктором аппарата ЦК КПСС. «Ни одно благородное дело не остается безнаказанным», говорил Вольтер. Уход М.Г. из Института катализа был жестоким подтверждением этой сентенции ироничного француза…
Не могу не упомянуть великолепных химиков-технологов, которые создали имя и славу Отдела математического моделирования. Блестящий ум, энергия, деликатность, высокая внутренняя культура и работоспособность отличали В.С. Бескова. Меня многое в нем поражало, но особенно гипертрофированная забота об удобствах шефа: будь то — оборудование его кабинета, или выполнение срочной работы, или доклад на семинаре, или разборки по авторским правам с Ю.Ш. Матросом. Другой личностью я назвал бы любимого ученика М.Г. — В.С. Шеплева. Обладатель тонкого математического ума, остроумный, компанейский, Валя украшал наши семинары, демонстрируя высокую культуру ученого. Мне только не по душе была его политическая конфронтация с М.Г. (Валя КПСС не признавал), но в конце перестройки у него, кажется, открылись глаза на либерал-демократов. После отъезда М.Г. Валя сгорел, вступив в конфронтацию с Матросом Ю.Ш. по нестационарному катализу, и был вынужден уйти из Института. Остальных ученых, часть которых совершила эмиграцию из ОММ, переехав в другие города и даже страны, я не хочу перечислять. М.Г. создал коллектив из химиков, математиков, технологов и инженеров. Вот некоторые из них: Саша Шмелев, Аня Ермакова, Женя Иванов, Оля Малиновская, Юра Кузнецов, Света Покровская, Наташа Чумакова, Валера Быков, Валера Кириллов, Сева Тимошенко, Володя Скоморохов, Григорий Яблонский, Александр Герасев, Виктор Чумаченко, Валентин Луговской, Владимир Орлик, Николай Островский и многие другие. М.Г. соединил этих людей для решения одной проблемы: расчета процессов и реакторов химической промышленности.
Вспоминаю некоторые эпизоды из наших встреч с М.Г. Михаил Гаврилович как-то мне говорил, что смысл жизни в ее полноте. Это перекликалось с мыслью физика-теоретика акад. АН СССР А.Б. Мигдала о том, что смысл жизни не в том, чтобы идти кратчайшим путем к цели, а в том, чтобы на этом пути вобрать в себя максимум впечатлений и событий.
В 1974 году 15 сентября, М.Г. отмечает в Доме Ученых СО АН свое 60-летие. Приглашено много гостей, но главные гости — Председатель СО АН СССР акад. М.А. Лаврентьев и зам. председателя, акад. Г.И. Марчук. Мы с Валентином Шеплевым «ведем» программу. Приглашаю на приветствие желающих. Все охотно откликаются. Льются чувственные поздравления. «А сейчас слово предоставляется лучшим ученикам Михаила Гавриловича….». Передаю микрофон Ю.Ш. Матросу, однако тот с ужасом отказывается. Я не могу понять этого отказа и лихорадочно ищу замену. Спрашиваю готовность Гурия Ивановича, но и тот шепчет мне, что не может выступать впереди М.А. Лаврентьева. Я, продолжая тему приветствия от лучших учеников М.Г., надвигаюсь на председателя СО АН, передаю ему микрофон. Михаил Алексеевич бодро поднимается и произносит прекрасный тост. Все дружно аплодируют, а я, продолжая вызывать следующих любимых учеников М.Г., передаю слово Г.И. Марчуку. Гурий Иванович сердечно приветствует юбиляра. Ответно М.Г. благодарит всех пришедших и особенно «лучших учеников» из высшего руководства Сибирского отделения. М.Г. ценил и понимал юмор…
1978 г., Институт им. Л.Я. Карпова в Москве. Мы с В. Кернерманом сидим в кабинете М.Г. Слинько. Открывается дверь и входит мировая известность М.И. Темкин. Обращаясь к М.Г., М.И. Темкин задает вопрос: «Почему меня не пустили на конгресс по катализу?». М.Г. смущен и отвечает, что абсолютно не в курсе, но в качестве комплимента поздравляет М.И. Темкина с присуждением ему Госпремии. «А что она дает лауреату?» — спрашивает М.И. Темкин. М.Г. начинает перечислять, и в числе привилегий называет право быть похороненным на Новодевичьем кладбище. М.И. Темкин вскакивает и грустно замечает, что это для него не актуально. Мы все задумываемся о том, как долго будем танцевать вальс своей биологической жизни…
1979 год, М.Г. предложил мне встретиться в ИОНХе на Ленинском проспекте, где должно было состояться заседание Химического отделения АН СССР. Я приехал заранее и в вестибюле стал ожидать М.Г., одновременно встречая видных ученых. Появился М.Г. и по его возбужденному виду я понял, что на данном заседании будет решаться нечто важное. За несколько минут до открытия, на черной «Волге» прибыл акад. Г.К. Боресков. Вошел вальяжно, позволил снять с себя пальто и, оглядев зеркальным взглядом М.Г., не подавая руки, медленно, но внятно произнес: «Я вас поддерживать не буду». М.Г. был ошеломлен этим заявлением и чуть слышно ответил: «Вы же в Новосибирске обещали». Георгий Константинович не снизошел до ответа и убыл на заседание. Потом я узнал, что отказ Г.К. Борескова в поддержке М.Г. по выборам в академики был решающим в раскладке голосов. Выбрали москвича В.В. Кафарова.
М.Г. захватил тот период жизни в СССР, когда всей деревней бегали смотреть на самолет, а через 30 лет полетели в космос. Он прошел всю войну и закончил ее в Берлине майором, отвечая в гвардейской танковой армии генерал-полковника М.Е. Катукова за снабжение техники ГСМ. М.Г. физически не любил немцев за те страдания, которые они принесли советскому народу. Великолепна фотография, где Михаил Гаврилович с усталой улыбкой победителя стоит на фоне разбомбленного рейхстага. Когда на заседании нашего знаменитого кофе-клуба М.Г. вспоминал военные эпизоды, все затихали. Рассказчиком он был редкого дарования…
Семинары отдела М.Г. проводил изумительно, динамично и научно толково. Старался вытащить для обсуждения либо свежую статью, либо предлагал беседу с иностранным профессором, либо заставлял «научных лошадей» — аспирантов добросовестно отрабатывать свой овес, проводя их публичную аттестацию. Естественно, все доклады, планируемые для конференций или для конкурсов, обкатывались на наших семинарах. Упомяну об одном семинаре, на котором М.Г. прочел нам лекцию о работах И.Р. Пригожина по динамическому хаосу и неравновесным диссипативным системам. Я мало что понимал тогда, но вот уже теперь недавно столкнулся с проблемой хаоса. Какой восхитительный мир мне открылся, я даже написал опус о физике времени. В точке равновесия система имеет максимальную энтропию, максимальный хаос, высшую степень деградации. Школа М.Г. будила научную мысль и запускала рекурсивный процесс, при котором понимание появлялось при повторном прочтении…
Производительность компьютеров в мире через каждые 18 месяцев удваивается. В прошлом остались гигантские ЭВМ-мастодонты, занимавшие половину корпуса математического моделирования ИК. Теперь у каждого свой персональный компьютер, размещаемый на столе. На повестке дня стоит замена клавишного ввода информации нейроинтерфейсом. Серьезно рассматривается задача имплантирования компьютера в мозг человека. Информационный век пришел на смену веку промышленности, М.Г. стоял у истоков этого века…
М.Г. обладал удивительным инстинктом общественной заботы о людях. В древней Греции людей, избегавших общественных работ, называли «идиотами». М.Г. не страдал таким «идиотизмом», наоборот он был образцом деятельного интеллигента. Коммунистическое свойство его души толкало его на работу для общества, в которой кроме усталости и потери жизненного времени вроде ничего не остается. Фазиль Искандер как-то сказал: «Степень погружения в комфорт равняется объему вытесненной мысли». М.Г. был поразительно непритязателен в личной жизни, он был доброжелателен, участлив, готовый прийти на помощь. Его афористические фразы типа: «Нельзя быть принципиальным на 50 %» остаются в памяти на всю жизнь. Позиция М.Г. по нынешнему состоянию России была однозначна – это трагедия страны. Выбор между добром и злом наш народ сделал в пользу последнего. Поддавшись на лживый алкогольный интеллект Б.Н. Ельцина, люди России стали жертвой собственного обмана…
Можно много добавлять, описывая образ Михаила Гавриловича, но, видимо, все равно не получится полной картины. Например, интересно: что ел М.Г., как выпивал, что носил, что покупал, как поддерживал физическую форму, как относился к деньгам, каков он был однолюб, как писал, о чем мечтал и о чем сожалел.
Я видел Михаила Гавриловича очень близко и не скрываю своего восхищения от его математического и физического темперамента. М.Г. постоянно читал, был в курсе всех новинок в науке и, особенно, в катализе и в химической промышленности. Полезность М.Г. для науки огромна. Совесть его была чиста. Он прожил удивительную жизнь, точнее — удивительно ее прожил. Это был научный гигант, встреча с которым стала мне жизненной наградой.
январь 2012 г.